На первый взгляд кажется, что основная функция кино – развлекать зрителя, вероятно, где-то попутно воспитывая в нём лучшие чувства, и это так. Но у кино есть ещё и психотерапевтическая миссия, с которой оно справляется, воздействуя не только на отдельного зрителя, но и на уровне наций, народов и стран.
Например, задумывались ли вы когда-нибудь, почему в Японии появилось и стало особенно популярным это странное кино про Годзиллу?
Кадр из фильма «Годзилла» 1954 год
Первое кино про гигантского ящера, который вдруг проснулся от миллионов лет спячки и начал крушить всё вокруг, было снято в Японии в 1954 году и сразу стало самым кассовым в том далёком году. По нынешним временам спецэффекты в этом фильме просто комичны. Под тканью куклы-ящера легко угадывается то рука человека «кусающая» телевышку, то сам актёр в полный рост. А уж в многочисленных продолжениях, где Годзилла сражается то с гигантской бабочкой, потом с драконом, птерозавром, грязевым монстром, со своим механическим подобием и даже с креветкой, вообще можно в некоторых местах умереть от смеха, если не уснуть от скуки, конечно.
Но почему нигде больше Годзилла не приобрела такой популярности, как в родной Японии?
Дело в том, что на самом деле Годзилла воплощает собой сразу две национальные японские травмы.
Во-первых, древний ящер, обрушивающий разрушения на мирные города – это образ, метафора землетрясений, которые так часты и разрушительны в стране восходящего солнца.
Кадр из фильма «Годзилла против Кинг Конга» 1962 год
Во-вторых, Годзилла метафора позора и унижения страны во время атомных бомбардировок в 1945 году и последующей оккупации островов американскими войсками. Впрочем, как говорят, сегодня японцы подзабыли, кто их бомбил, и уже даже подозревают, что это был СССР.
Так или иначе, осознанно или нет, японцы, которые смотрят это кино – считывают эту метафору и, удивительно, но им становится легче, когда Годзилла бьёт американского Кинг-Конга, или когда её побеждает огромная креветка, или она убивает огромного птеродактиля. Японский зритель проживает свою национальную травму в изменённых условиях, в ином контексте, другими образами, и выходит из кинотеатра с лёгким сердцем, вероятно, даже не подозревая о причине такой лёгкости.
Съёмки фильма «Годзилла против Мотры». Мотра — гигантский мотылёк
Кстати, однажды японцы даже сняли фильм о том, как вся их страна переехала в СССР (фильм «Гибель Японии» 1973 г.).
Ну, про Японский кинематограф можно рассказывать долго, уж очень он самобытный, а что с другими странами?
В похождениях американских зомби, которые увековечены в сериалах, фильмах, приквелах и сиквелах, можно усмотреть тревогу коренных американцев перед незаконными мигрантами и собственной бедностью. Зомби – чужой – нездешний человек или некто, потерявший всё, а потому только внешне живой. Фильмы, где главные герои счастливо избегают участи стать зомби – лечат рядовых американцев от тревоги, да и россиян теперь тоже.
Люди без денег, без языка и почти мертвые. Не стать таким — это основная задача успешного человека
Многократно экранизированный китайский эпос «Сунь Укун – царь обезьян» — психотерапия для Поднебесной на все времена – получеловек и полуобезьяна выживает в мире многочисленных оборотней. Оборотень – это то, что не является тем, чем называется. Согласитесь – это почти каждодневная ситуация на улице, на работе, а иногда и в семье. Другое дело, что, например, в России трудности жизни оборотня с оборотнями в виде обезьяны не найдут культурных отсылок… А, если это, например, советский разведчик Штирлиц среди фашистов, то нам вполне понятна эта двойная игра.
Кадр из фильма «Семнадцать мгновений весны»
Советское и теперь российское кино про войну – да, это тоже психотерапия. Если сначала война проживалась и переживалась зрителем именно как боевые действия, как борьба народа с врагом, то сегодня война в кинематографе зачастую – это одна большая культурная отсылка и экстремальный фон, на котором развиваются человеческие отношения между собой, с профессией, с обстоятельствами и с Родиной, конечно же.
Нам нравятся фильмы про войну (не сама война, разумеется) и потому что в каждой семье был тот, кто воевал и потому, что для советского/русского человека война – это экстремальное состояние между жизнью и смертью, между трусостью и самопожертвованием, где и проверяется человек. Мы примеряем на себя эти обстоятельства, проживаем их и чувствуем себя очищенными от чего-то плохого, когда выходим из кинотеатра.
Кадр из киноэпопеи «Освобождение»
